Можно предположить, исжодя из школьной программы, что многие, скорее всего, скажут: "почти ничего" или, в лучшем случае, вспомнят об имевшем место литературном течении, декларировавшем первенствующую ценность образа, упоминаемом обычно при разговорах о творчестве С. Есенина. Вот, собственно и всё.
Как-то, в 2007 году, в "Библио-Глобусе" мне посчастливилось купить диск "Поэты серебряного века. Имажинисты". Я был рад приобретению, т.к. к тому времени из книги воспоминаний современников о С. Есенине знал уже много имён поэтов есенинского круга и кое что об имажинизме. Упоминавшиеся фамилии поэтов вызывали интерес к их собственному творчеству, но более подробную информацию почерпнуть было негде. Но, наверное, всему своё время.
Ситуацию, сложившуюся вокруг имажинизма, и, в первую очередь, всего того, что говорится о нём, можно было бы охарактеризовать, как неадекватную самому этому явлению. Суть её очень напоминает забавный анекдот:
- Что это там за туча пыли на горизонте?
- О, это Неуловимый Джо!
- Он что, действительно неуловимый?
- Да бросьте Вы, кому он нужен!
Последняя фраза анекдота как нельзя лучше характеризует имевшее место состояние дела. И более того, при более внимательном изучении вопроса выясняется, что явление это мало волновало не только сторонних наблюдателей, но и самих участников группы имажинистов за исключением одного, от силы двух, человек. Попробуем спокойно изложить, что всё-таки известно по этому поводу.
Вот, к примеру, аудиоальбом "Имажинисты. Поэты серебряного века" - работа, безусловно, заслуживающая уважения, т.к. помогает ознакомлению с творчеством малоизвестных поэтов. И, вместе с тем, допущенная некорректность с составом включённых в него поэтов подтверждает, с одной стороны, факт недостаточной ясности в этом вопросе, а с другой стороны, что гораздо обиднее, способствует распространению неверных представлений об имажинизме. В этом аудиоальбоме собраны и озвучены стихи следующих авторов:
Рюрик Ивнев, Вадим Шершеневич, Анатолий Мариенгоф, Сергей Клычков, Николай Клюев, Александр Ширяевец, Пётр Орешин. Интересно, что сам Есенин в кругу имажинистов не представлен, и, кроме того, "выпали" из этого круга А. Кусиков и И. Грузинов. Всех их правильнее было бы обозначить, как авторов круга Сергея Есенина. Но были ли они все имажинистами? Если да, то кто именно и в какой мере?
В первую очередь следует отметить, что поэтическое творчество Николая Клюева, Сергея Клычкова и Александра Ширяевца по всему своему образному строю направлено следованию традиции, берущей начало в народной поэзии.
Поэзия А. Ширяевца насыщена образами национального колорита современной поэту России исторической Руси, её быта, обрядности. Здесь вы вряд ли найдёте попытку нарочитого подчёркивания образов или противопоставления форм выражения каким либо творческим течениям. Наоборот, увлечённость колоритным национальным историзмом проявляется, скорее, в контексте имевших место общих тенденций и в живописи, и в архитектуре, и в поэзии. Да и, с другой стороны, можно не зная его поэзии просто почитать биографию, чтобы сказать: какой там, к чёрту, имажинизм!
Примерно то же можно сказать о поэзии С. Клычкова: его пейзажно-фольклорная лирика тяготеет к фольклору не только по образному ряду, но и по самому языку. Если вы не знакомы с его стихами, достаточно будет сказать, что его перу принадлежит текст песни "Живёт моя отрада в высоком терему…". Да и как о себе написал С. Клычков, "во мне самом баюн сладкоголосый".
Поэзия Н. Клюева ещё более пронизана образами патриархально-христианской Руси. Весь её образный ряд опирается на образность былинной поэзии и далек от экспериментов имажинистского толка.
Далее, следует отметить, что творчество Петра Орешина также далеко от имажинистских поисков. (см. его стихотворение "Пегасу на Тверской", представляющее собой выплеснутое душевное откровение, отповедь собратьям-имажинистам).
Следующая фигура – Рюрик Ивнев. Его "присутствие" в кругу имажинистов весьма забавно. Формально его фамилия стоит под декларацией имажинистов, написанной в январе 1920 г, но по творческим предпочтениям у Ивнева нет ничего с ними общего. Ивнев сам прекрасно чувствовал это и потому вскоре, что очень показательно, уже в (апреле) 1920 г. опубликовал заявление о своём выходе из этой группы. Это очень важно, т.к. говорит о способности Ивнева не поддаваться влияниям, самостоятельно анализировать ситуацию и принимать решения без скидки на всякие дружеские завязки. Последнее как раз сложнее всего и именно этим, и только этим объясняется его возвращение в группу, являющееся по сути формальным, как уступка уговорам С. Есенина. Теоретических основ имажинизма Рюрик Ивнев не разделял, о чем и высказывался в своих воспоминаниях.
Таким образом, остаются В. Шершеневич и А. Мариенгоф. Именно их и можно по праву назвать имажинистами. Причем Шершеневич является его идеологом и основной "движущей силой", Мариенгоф – сознательным сторонником. Всех остальных немногих участников группы можно считать просто примкнувшими на какое-то время по каким-то причинам.
Поэты круга Сергея Есенина и поэты-имажинисты не одно и то же, и как бы то ни было, не стоит их всех смешивать в одном котле.
И м а ж и н и с т л и с а м Е с е н и н ?
Вопрос на первый взгляд кажется странным, ведь об участии Есенина в группе имажинистов известно предостаточно. Но в то же время, вопрос этот также правомерен с точки зрения уточнения мотивов участия, собственных творческих тяготений и творческого результата.
С одной стороны, в первые годы своего появления в Москве и Петербурге Есенин попал под сильное влияние Н. Клюева. Сближение его с Мариенгофом и Шершеневичем – был чётко осмысленный шаг, сделанный в попытке освободится от влияния своего творческого наставника, с расчётом на то, что Клюев, с его тяготением к старомодным образам, не потянется вслед за ним в новоявленную эксцентричную группу.
С другой стороны, Есенин, естественно, сам находился в состоянии творческого поиска. Интерес к новым возможностям поэтического языка, к эксперименту с формой вполне отвечал его дерзающей и ищущей натуре.
В-третьих, возможность примкнуть к имажинистам как нельзя кстати вписывалась в саму канву той судьбы, которую Есенин, надо полагать, сознательно строил, используя любые формы эпатажа с целью, как сейчас бы сказали, "раскручивания" своей творческой личности.
Но в какой мере Есенин был имажинистом с точки зрения собственно декларативных его основ и реализации их в своём творчестве? Для того, чтобы дать на него ответ, нужно в первую очередь ознакомиться с теми его произведениями, которые являются наиболее характерными в смысле целенаправленного имажинистского творчества - поэма "Кобыльи корабли" и "Небесный барабанщик" - и осмыслить их место во всём поэтическом творчестве Есенина. Кроме того, необходимо учитывать и собственные признания Есенина в отношении имажинизма и его представителей. Можно сразу отметить, что поэма "Кобыльи корабли", написанная явно с оглядкой на имажинистские установки – произведение достаточно трудновоспринимаемое. Я бы сказал, что без расказа А. Мариенгофа о реальной ситуации, мотивировавшей появление образов поэмы, её невозможно правильно понять. Думаю, будет справедливым сказать, что отмеченные произведения в большинстве случаев не пользовались популярностью у массового читателя, до сих пор, оставаясь мало востребованными, и представляют интерес более для литературоведов, исследующих творчество имажинистов.
С другой стороны, активная деятельность Есенина по созданию "Ассоциации вольнодумцев" говорит о том, что, помимо решения чисто утилитарного квартирного вопроса, она преследовала цель создания творческой организации, способной стать альтернативой группе имажинистов, дать большую творческую свободу её участникам, не ограничивая их спорными теоретическими догмами. Творчество Есенина не исчерпывалось одним стремлением к реализации имажинистских экспериментов, ему было тесно в "душной каморке имажинизма". Несмотря на собственные уверения Есенина в разговоре с И. Ройзманом о том, что с самых первых шагов самостоятельности он чутьём стремился к тому, что нашёл более или менее осознанным в имажинизме, он тут же признавался: "но беда в том, что прятели мои слишком уверовали в имажинизм, а я никогда не забываю, что это только одна сторона дела, что это внешность, гораздо важнее поэтическое мироощущение".
Имажинизм при всей своей локальности и немногочисленности его представителей всегда был явлением противоречивым. Положение дел внутри группы имажинистов – вопрос, часто обходимый вниманием, но он очень интересен, т.к. более близкое его рассмотрение сразу показывает изначально имевшие место принципиальные расхождения у его представителей в самих теоретических воззрениях, внутренние конфликты по вопросам издательства, да и назревший к 1924 году по сути развал группы. В первые двух номерах журнала имажинистов "Гостиница для путешествующих в прекрасном" были помещены стихи Есенина, но сам он уже охладевал к этому изданию. В третий номер он дал свою "Москву кабацкую" лишь после долгих колебаний, а в четвертом номере уже наотрез (!) отказался сотрудничать. Для готовившегося в 1925 году поэтического сборника "Имажинисты" Есенин также не дал своих стихотворений.
В итоге складывается парадоксальная картина. Имажинизм, как поэтическое течение, по большому счету был явлением двух активных его апологетов: В. Шершеневича, его идеолога, и А. Мариеенгофа, активного его творческого участника. Мотивы участия в этой группировке других лиц довольно противоречивы и куда как менее направлены на творческую реализацию декларативных основ этого, нашумевшего в свое время, литературного явления.
